— Я искренне не понимаю, почему моя личность интересует органы.
Рогов старался говорить с достоинством, и это ему в целом удавалось. Получалось даже свысока. Но его подводил палец. Один. Указательный. Он мелко дрожал. Рогов сидел за столом, кисти были сцеплены в замок. И правый указательный палец подрагивал мелким бесом.
Крепыш с незапоминающимся лицом подошел к окну, рассеянно выглянул. Второй бугай неподвижно сидел в кабинетном кресле. Крепыш коротко постучал по стеклу. Ярко светило солнце, морозный узор слепил глаза.
— Три дня еще будет дубак, — проговорил оперативник.
Напарник отрывисто и бессмысленно хохотнул.
Первый повернулся к Рогову.
— Ваша личность никому не интересна. Пока. Мы присмотримся к ней только в случае, если вы не сделаете, как будет сказано.
— Не озорничайте! – весело подхватил второй.
— Хорошо, — сдержанно ответил Рогов.
Казалось, что квадратные очки сплавились с его черепом в единое биомеханическое целое. Он и в обычных случаях не снимал их при разговоре, потому что слушал внимательно. Известно, что снятые при диалоге очки выдают безразличие к собеседнику. Его не видят. Иные, бывает, глубокомысленно покусывают дужку, но это спектакль. Рогов себе такого не позволял, но сейчас буквально слился с очками.
— У вас работал такой Макаров, — бесцветным голосом продолжил первый. – Нужно, чтобы вы пригласили его на обед. По случаю вашего юбилея.
— Поздравляем заранее, кстати, — кивнул второй.
— Спасибо, только это не юбилей, дата не круглая, — автоматически откликнулся педантичный Рогов и все-таки снял очки, потому что должен был что-нибудь сделать. – Я не понял. Макарова? Ко мне на обед? С какой стати?
— Вот это уже не ваше дело.
— Но это абсурд! – развел руками Рогов. – Мы были знакомы только по службе. Никаких общих дел. Месяц назад я вообще уволил его за профнепригодность!
— Мы это знаем. Однако вы его пригласите.
— Это полный бред. И что дальше?
— Ничего. Посидите, как принято. То есть обычное застолье. О нас ни слова. Выпьете, закусите, потом распрощаетесь.
— И все?
— И все.
— Но с какой стати мне его звать? И как я это преподнесу? – расстроено спросил Рогов. На него было больно смотреть. Он, службист и педант, не понимал решительно ничего. Его взяли в клещи и принуждали произвести бессмысленные действия – то, с чем он боролся всегда, сколько себя помнил.
— Это нас не касается, — ответил первый оперативник, отошел от окна и встал у Рогова за спиной. Тот невольно съежился. – Придумайте что-нибудь.
Рогову страшно хотелось взглянуть, чем занят этот молодчик, что он такое делает над его головой. Что-то же он делал.
Второй резко встал.
— Ну, а если нет, то на себя и пеняйте.
— Он что, в какой-то разработке, этот Макаров? – напряженно осведомился Рогов, желая хоть за что-нибудь зацепиться и понять, к чему это все и как себя вести с Макаровым.
— Не ваше дело, — сказал первый и отступил. – Меньше знаешь – крепче спишь.
— А он-то в курсе?
— Конечно, нет. Ладно, мы уточним, — смилостивился второй. – А то наломаете дров. Так вот: Макаров нас тоже не интересует. Во всяком случае, заботит не больше, чем вы. Нам нужно, чтобы он пришел к вам на обед. Остальное будет за кадром.
***
Рогову было и странно, и неприятно, и страшно. Он попытался вообразить комбинацию, способную объяснить столь дикое требование, но ничего не придумал и бросил это дело как заведомо безнадежное. Волей-неволей пришлось ему сосредоточиться на задании. Пригласить Макарова не то чтобы на званый обед, а просто к себе домой – с чем бы такое сравнить? С тем же успехом можно обнять, например, трамвайного контролера и поцеловать его в шею. Это даже проще, потому что быстро закончится. Или самому явиться в гости уже к собственному начальнику – без приглашения, просто так, вечером. Попросить чаю – или нет. Супа. И выяснить, что на второе. Где стоит супружеская кровать. Давно ли меняли белье, не страдает ли шеф запорами, в какой позе ему приятно совокупляться. Шеф вышвырнет Рогова еще на стадии супа, если не чая, но можно пофантазировать и представить, что эти чудовища навестили и шефа. Осчастливили его таким же заданием, приказали принять Рогова и все ему показать.
«Это непрофессионально», — подумал Рогов с тоской. Высшая форма неодобрения. Если непрофессионально, то и неприлично. Непристойно.
«Что я ему скажу? Как объясню?»
Никаких личных дел у него с Макаровым не было и не могло быть. Расстались они холодно. Рогов обошелся с ним беспощадно. Правда, он был справедлив – снова профессионален. Макаров не справился, и Рогову лично пришлось переделывать все, что он запорол. Он сдержанно посочувствовал Макарову, обстоятельства жизни которого были печальны, но трудовые отношения не совместимы с лирикой.
Однажды они случайно встретились в вагоне метро и вместе проехали четыре остановки. Даже тогда обоим стало неловко, а времена еще были из лучших, Макаров устраивал всех. Обстановка располагала к беседе праздной, далекой от производственных тем. Макаров и сам покинул вагон с видимым облегчением. Дело было не в социальной пропасти. Рогов с Макаровым занимали на этой лестнице одну ступень. Рогов, как и Макаров, отоваривался в подвальчике, где покупал макароны и молоко. Ходил на помойку с ведром. То есть не шла речь о том, чтобы пустить за княжеский стол холопа.
Рогов прикинул, что скажет дома. Ничего. Мало ли, кого он позовет. Пожмут плечами и забудут. Что и как сказать Макарову – вот вопрос. Ему навязали возмутительный интим. Как будто потребовали вступить с Макаровым в любовную связь. А перед этим поесть щей. Рогова передернуло. Но он не забыл, как стояли у него за спиной и что-то такое делали, а может – не делали, но могли сделать. Поэтому Рогов, залившись краской и позорно вспотев, набрал номер Макарова.
«Он решит, что я приглашу его обратно, — ужаснулся Рогов. – Какое унижение! Еще вообразит, что хочу извиниться. Задобрить, черт побери! Еще и не придет. А вдруг и правда не придет? Что тогда делать?»
Телефон, конечно, прослушивался. Недавние гости узнают, что он подчинился и пригласил Макарова на обед. Так стыдно, что на самом обеде уже и не будет сильно хуже. Но если Макаров откажется? Ему ведь тоже сделается неловко. Должна же быть гордость у человека, какое-то представление о границах допустимого. Будет ли в этом случае считаться выполненным задание?
— Здравствуйте, Макаров, — произнес в трубку Рогов.
Тот ответил не сразу. Наконец, поздоровался – настороженно.
— Дело, в общем, такое. В эту субботу я отмечаю день рождения. Прошу вас пожаловать ко мне. В шесть часов. – Адрес он выпалил скороговоркой. Не сдержавшись, добавил с просящими нотками: — Очень надеюсь, что вы придете.
Вторая пауза затянулась надолго.
— Не уверен, что правильно вас понял, — донесся голос Макарова. – Вы имеете в виду – в контору я чтобы пришел? Адрес…
— Нет, ко мне домой, — выдавил Рогов.
— Это… несколько неожиданно… я право не пойму, чем вызвано…
У Рогова разболелась затекшая шея, и он повертел головой.
— Ничем, если честно… То есть я не это хотел сказать… Короче говоря, мы вас ждем. Сможете выбраться?
Макаров еще помолчал.
— Да, конечно, — сказал он осторожно в итоге. – Благодарю за внимание.
— Тогда до встречи.
Отключившись, Рогов вынул огромный носовой платок и промокнул лоб.
«О чем с ним разговаривать? Неужели придется брать назад? Нет, это невозможно. Но тогда получится полное издевательство. Он придет обнадеженный – еще и с подарком, будь он проклят. Может, ввести его в курс? Нельзя».
Рогову стало настолько тошно, что он заскрипел зубами, а в кулаке сломал карандаш.
***
— Странный способ извиняться, — сказала Макарову жена. – Тебе не кажется?
— Как замуж позвал, — мрачно ответил тот.
Макарова раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он находился в полном и тревожном недоумении. Он знал, что его вытурили за дело, и приглашение Рогова казалось щедрым и незаслуженным авансом. От этого Макарову стало уже нестерпимо стыдно. С другой, он испытывал мстительное торжество. Но ему отчаянно не хотелось идти к Рогову. Если это последний шанс, то нельзя осрамиться еще и на бытовом уровне. Что-нибудь разлить, разбить, брякнуть какую-нибудь глупость, рассказать идиотский анекдот, доказать свою полную неуместность за приличным столом. Фиаско будет даже не социальным – биологическим.
— Что ты ему подаришь? – спросила жена.
Коротышка Макаров смешно всплеснул руками. Борода встопорщилась.
— Он меня выставил на панель, заставил жрать лебеду! А я ему буду дарить?
— Что-то я не заметила лебеды…
— Заметишь, — пообещал Макаров.
— Ну, так будешь один ее есть… Давай отдадим ему вазу. На что нам две? И в одну-то нечего ставить.
Макаров принялся демонстративно рыться в карманах, потом вывернул их. Высыпал мелочь.
— На гвоздичку тебе наберется, — проскрежетал он.
— Оставь себе на венок. Хоть там не напейся, у шефа-то! С работы выгнали – хочешь, чтобы из дома?
Она не уточнила, из чьего.
Макаров понял, что вопреки очевидной нелепости приглашения, визит не обсуждается. Придется идти. Он снял с буфета и повертел в руках вазу. Зачем-то заглянул внутрь. Сковырнул соринку.
— Голову разбить ему этой вазой… Возьму, но этого мало. Нужен коньяк.
***
Дома у Рогова наморщили лоб.
— Кто такой Макаров?
— Не имеет значения, — отрезал Рогов и щелкнул подтяжками. – Мне нужно, чтобы он пришел. Посидит в сторонке, поест и уйдет.
— Мама, папа, — начала перечислять жена. – Петя. Женя. И все. Плюс Макаров бельмом на глазу. Ты же самый говоришь, что это семейный праздник! Мы никого и не зовем со стороны. Кто это?
Рогов швырнул очки на скатерть.
— Так надо, — процедил он. – Чей день рождения? Не беспокойся, на твой мы его не позовем.
Сказав это, он подумал, что, может быть, и поторопился. Как знать. Лицо у Рогова стало пунцовым. Он поджал губы, и жена испугалась.
— Да ради бога, пусть приходит, — сказала она. – Тарелок хватит. Что мне надеть?
— Страусовое боа, — ответил Рогов, лег на диван и уставился в мертвый телеэкран.
***
Замешательство было предсказуемо и возникло, конечно, уже на пороге.
Оба побагровели от стыда при виде друг друга.
— Да-да, заходите, — ровно проговорил Рогов. – Спасибо. Вешалка вон там.
Макаров начал развязывать мешок.
— Что это? – невольно спросил хозяин.
— Сменка, — затравленно хихикнул Макаров. – Со школы еще мешочек. Лет тридцать ему!
— Не надо сменку, вот вам тапочки.
Макаров успел показать штиблеты из искусственного крокодила. Рогов успел их заметить. Макаров затолкал их обратно в мешок.
Рогов глянул по сторонам, не понимая, куда поставить вазу и коньяк. Гость раздевался долго, а стоять и держать их было очень глупо.
— Короче, проходите, — наконец бросил Рогов, поставил все на столик и удалился в гостиную.
Пригладив бороду и застенчиво улыбаясь, Макаров явился обществу. Он прибыл к столу в носках, забыв о тапочках.
По пути к Рогову он в сотый раз прикидывал, как лучше себя вести. Решил держаться с невозмутимым достоинством. Он считал себя униженной и оскорбленной стороной, но выпятить это в торжественный день казалось подлым. Угодничать он тоже не хотел, однако все эти мысли вылетели из головы, как только Рогов ему открыл.
Едва Макаров сел за стол, к нему метнулся сынишка хозяина. Он сунул ему страшного робота с горящими глазами. Механизм закрякал что-то грозное.
— Вот что у меня! – выпалил кроха.
— Молодец! – фальшиво воскликнул Макаров. – Будешь умный, как папа! – добавил он, имея в виду непонятно, кого – сынишку или робота.
Рогов побледнел.
— Кто тебе разрешил разговаривать? – осведомился он, обращаясь тоже непонятно к кому из троих.
— Давайте кушать, — вмешалась теща.
Всем разлили. Нужен был тост, и повисло молчание. Было понятно, что в узком семейном кругу такие церемонии не приняты. Никто не ждал речей от Макарова, но больше высказаться оказалось некому.
— Ну, за вас! – грубо сказал гость, решившись двинуться напролом.
— Спасибо, — бесцветно откликнулся Рогов, аккуратно чокнулся с каждым, выпил и положил себе салат.
Макаров робко взял два огурчика и шпрот.
— Латышские шпроты, — подала голос жена. – Представляете, были – я даже удивилась и взяла две.
— Латвийские, — машинально поправил Рогов. – Две – чего?
— Банки.
— Вот так и говори.
— Мне их масло очень нравится, — заметил Макаров, окунул в банку хлеб и отправил в рот, но не весь, на вилке еще осталось, и он обмакнул его снова.
Рогов молча наполнил рюмки. Салат лежал на его тарелке нетронутый.
— Теперь за родителей! – пригласил Макаров, обретший некоторую уверенность. Он дружелюбно посмотрел на тещу и тестя Рогова.
— Они скончались, — сказал хозяин.
— Соболезную, — смешался Макаров. – В таком случае… вечная память и земля пухом!
Он молящее взглянул на Петю и Женю, статус которых оставался ему неясен. Они не смотрели на него и деловито ели, каждый за троих. Не прекращая жевать, оба взялись за рюмки.
— Предлагаю за мою супругу, — деревянным голосом произнес Рогов.
— С удовольствием! – Макаров вскочил, решив, что за женщину положено выпить стоя.
Все остались сидеть, и он осуществил свое намерение в одиночку.
Вновь воцарилась тишина. Теща встала, вышла и через минуту вернулась с латкой, из которой торчали куриные ноги. Макаров не посмел взять.
— Что же вы ничего не берете? – спросила теща и положила ему крылышко.
Макаров отрывисто кивнул.
— Да! Конечно! Я уж руками – ничего?
— Ничего, — механически согласился Рогов и выпил уже без тоста.
Потом еще. И снова.
Скатерть качнулась, из-под стола сосредоточенно выполз сынишка. Робота он толкал перед собой.
— Бу-бу-бу, — как бы рассеянно озвучил его малыш.
Рогов обратил к Макарову внимательное лицо и сверкнул очками.
— Как поживаете? – осведомился он.
«Вот оно, началось», — подумал тот.
— Да неплохо, — сказал. – Испытываю определенные трудности… но полагаю, что это временно. Бывает, знаете, полоса!
— Бывает, — кивнул хозяин.
— Ну, а у вас в конторе как дела?
— Благополучно. Пришел новый приказ…
— Да-да-да! – Макаров даже отложил вилку.
— Но это так, глупости, — сказал Рогов, берясь за графин. – Мы запускаем новую линию…
— Давайте за детей, — подал голос Петя.
— За меня! За меня! – запел сынок, потрясая роботом.
— Марш отсюда! – Рогов привстал. – Мария Павловна, закройте его!
— Идем отсюда, заинька, идем, — заворковала теща, ловя мальчонка за увертливую руку.
Рогов налил себе не в рюмку, а в фужер. Макаров потерянно озирался по сторонам.
— Вообще-то, — заговорил он в итоге не без отчаянной развязности, — предыдущая линия была мне как-то не того…
Рогов ничего не сказал и осушил фужер. Жена что-то шепнула, но он опять потянулся за графином.
— За детей-то не выпили, — напомнил тесть.
Сынишка где-то завизжал:
— Я хочу к дяде с бородой!
Донеслись глухие шлепки, сменившиеся ревом.
— Мне бы перекурить, — виновато улыбнулся Макаров. – Можно, я на кухне? В форточку?
Он начал вставать.
— Да курите здесь, — разрешил тесть.
Рогов выпил в последний раз и взорвался.
— Вон отсюда, — процедил он. – Вон! – заорал. – Не умеете себя вести – убирайтесь!..
Макаров немедленно снялся с места и побежал в прихожую. Все бросились следом. Рогов бежать не стал – он выпил еще, промокнул губы салфеткой, неторопливо встал и вышел, качаясь.
— Ничтожество! – крикнул он. – Пьянь!
— Ты на себя посмотри, — не выдержала жена.
— Отойди! А вы проваливайте! Это приличный дом!
Макаров одевался быстро и с откровенным облегчением. Он подхватил мешок со сменкой. Все разъяснилось и кончилось, нарыв лопнул, впереди была новая жизнь.
Коньяк и ваза так и стояли на столике. Макаров цапнул.
— Не хер, — мстительно пояснил он, заталкивая бутылку в мешок.
Рогов протиснулся мимо, отомкнул замок и пинком распахнул дверь.
— Вон отсюда сию секунду!..
Макаров вылетел на площадку и поспешил вниз. Дробный топот стал удаляться.
Вскоре Макаров выбежал в ночь.
***
Оперативники собрали оборудование. Сложили штатив, упаковали сонар и усилитель.
— Да, неудачный ракурс, — признал первый.
— Локация правильная, но угол не тот.
— И градиенты.
— Да, и градиенты. Надо же, как не везет.
— Опять же момент конвергенции…
— Короче, ищем другую точку, — вздохнул второй. – Иначе нам изделие не вывести. Времени мало, всего неделя до гостей.
— Найдем, — отмахнулся первый. – Что делаем с этими?
— Стираем, конечно. Оба уроды. Насекомые, прости меня Господи, — шутливо сказал второй и перекрестился.
© февраль-март 2018